вы вина много выпили за обедом. Да разве я не понимаю сама, что это и глупо,
и пошло, и что генерал рассердится? Я просто смеяться хочу. Ну,  хочу  да  и
только! И зачем вам оскорблять женщину? Скорее вас прибьют палкой.
     Я повернулся и молча пошел исполнять ее поручение.  Конечно,  это  было
глупо, и, конечно, я не сумел вывернуться,  но  когда  я  стал  подходить  к
баронессе,  помню,  меня  самого  как  будто  что-то   подзадорило,   именно
школьничество подзадорило. Да и раздражен я был ужасно, точно пьян.

Глава VI

     Вот уже два дня прошло после того глупого дня. И сколько  крику,  шуму,
толку, стуку! И какая все это беспорядица, неурядица, глупость и пошлость, и
я всему причиною. А впрочем, иногда бывает смешно - мне по крайней  мере.  Я
не умею себе дать отчета,  что  со  мной  сделалось,  в  исступленном  ли  я
состоянии  нахожусь,  в  самом  деле,  или  просто  с  дороги   соскочил   и
безобразничаю, пока не свяжут. Порой мне кажется, что у меня ум мешается.  А
порой кажется, что я еще не далеко  от  детства,  от  школьной  скамейки,  и
просто грубо школьничаю.
     Это Полина, это все Полина! Может быть, не  было  бы  и  школьничества,
если бы не она. Кто знает, может быть, я это все с отчаяния (как  ни  глупо,
впрочем, так рассуждать). И не понимаю, не  понимаю,  что  в  ней  хорошего!
Хороша-то она, впрочем, хороша; кажется, хороша. Ведь она  и  других  с  ума
сводит. Высокая и стройная. Очень тонкая только. Мне кажется, ее можно всю в
узел завязать или перегнуть надвое. Следок ноги у ней узенький и  длинный  -
мучительный. Именно мучительный. Волосы с рыжим оттенком. Глаза -  настоящие
кошачьи, но как она гордо и высокомерно умеет ими  смотреть.  Месяца  четыре
тому назад, когда я только что поступил, она, раз вечером, в зале с  Де-Грие
долго и горячо разговаривала. И так на него смотрела... что потом я, когда к
себе пришел ложиться спать, вообразил, что она дала ему пощечину,  -  только
что дала, стоит перед ним и на него смотрит... Вот с этого-то вечера я ее  и
полюбил.
     Впрочем, к делу.
     Я спустился  по  дорожке  в  аллею,  стал  посредине  аллеи  и  выжидал
баронессу и барона. В пяти шагах расстояния я снял шляпу и поклонился.
     Помню,  баронесса  была  в  шелковом  необъятной   окружности   платье,
светло-серого цвета, с оборками, в кринолине и с хвостом. Она мала  собой  и
толстоты необычайной, с ужасно  толстым  и  отвислым  подбородком,  так  что
совсем не видно шеи. Лицо багровое. Глаза маленькие, злые и наглые.  Идет  -
точно  всех  чести  удостоивает.  Барон  сух,  высок.  Лицо,  по   немецкому
обыкновению, кривое и в тысяче мелких морщинок; в очках;  сорока  пяти  лет.
Ноги у него начинаются чуть ли не с самой груди; это, значит, порода.  Горд,
как павлин. Мешковат немного. Что-то баранье  в  выражении  лица,  по-своему
заменяющее глубокомыслие.
     Все это мелькнуло мне в глаза в три секунды.
     Мой поклон  и  моя  шляпа  в  руках  сначала  едва-едва  остановили  их
внимание. Только барон слегка насупил брови. Баронесса так и плыла прямо  на
меня.
     - Madame la baronne, - проговорил я отчетливо вслух, отчеканивая каждое
слово, - j'ai l'honneur d'etre votre esclave12. --------
     12 - Госпожа баронесса... честь имею быть вашим рабом (франц.).
     Затем поклонился, надел шляпу и прошел мимо барона, вежливо  обращая  к
нему лицо и улыбаясь.
     Шляпу снять велела мне она, но поклонился и сошкольничал я  уж  сам  от
себя. Черт знает, что меня подтолкнуло? Я точно с горы летел.
     - Гейн! - крикнул, или лучше сказать, крякнул  барон,  оборачиваясь  ко
мне с сердитым удивлением.
     Я обернулся и остановился в почтительном ожидании,  продолжая  на  него
смотреть и улыбаться. Он, видимо, недоумевал и подтянул брови  до  nec  plus
ultra13. Лицо его все более и более омрачалось. Баронесса тоже повернулась в
мою сторону и тоже  посмотрела  в  гневном  недоумении.  Из  прохожих  стали