расквартировываться  по  отделениям. Сам  он  остался  у  невероятно
глубокого колодца, глядя вдаль на потемневший горизонт.
   Почти  ночью  прибежали старшины всех трех отделений и  доложили,
что все отделения устроились, дневальные в домах назначены. Дозорные
на  дорогу будут разбужены в срок. Ханин назначил подъем на  восемь.
Это  была, конечно, роскошь, но уставшие за переход курсанты  должны
были  восстановить  силы.  Оставив рядом с собой  командира  второго
отделения, Ханин отпустил остальных.
   – Что твои говорят? – спросил он у комода.
   Тот помялся и переспросил:
   – Тащ командир, я не понимаю…
   – Я спрашиваю, каково состояние твоих бойцов.
   Комод  посмотрел  назад,  будто мог  увидеть  свое  отделение,  а
повернувшись, сказал:
   –  Устали.  Все  устали.  Даже по вам, виноват,  видно…  Особенно
сегодня после захоронения. И страшно. Никто не показывает, но многих
просто трясет от страха.
   – Как зовут?
   – Полейщук.
   – А имя?
   – Александр.
   – Саня, значит…
   – Так точно.
   – Чего они боятся?
   –  Да  всего… И что бандиты могут всех перерезать, а у  нас  даже
оружия  нет.  Да  и  куда идем – непонятно. Вон, трупы  валяются…  А
дальше-то,  наверное, еще хуже будет. Нет, чтобы, там, сбежать,  как
эти  двое,  никто, конечно, не говорит, но и дальше идти  не  хотят.
Мало ли на кого напорются. Хочется уже к своим прибиться.
   Ханин  посмотрел на него, а потом снова устремил взгляд  во  тьму
ночи.
   – Ой, смотрите, тащ командир, вон туда.
   Старший   лейтенант   посмотрел,  куда  показывал   взволнованный
курсант,  и  заметил  чуть  видимую  в  темноте  искорку.   Как   ни
приглядывался Ханин, не смог определить, что это такое  и  какое  до
него расстояние.
   – Что это?
   Ханин пожал плечами:
   –  Может, деревня. Может, еще что… Запомни направление. Завтра ты
со своим отделением и со мной пойдете на разведку. Все ясно?
   – Так точно.
   – Все… Спать.
   Курсант  ушел,  а  Ханин  еще  постоял,  послушав,  как  тихонько
переговариваются часовые. Сделав им замечание, он направился в  дом,
где расположилось первое отделение.
   Утро  получилось  слегка  суматошное. Пока  оголодавшие  курсанты
готовили и завтракали, Ханин умылся и почистил зубы найденной щеткой
и  почти высохшей пастой. Побрился. Посмотрев на себя в зеркало,  он
нашел, что достаточно сильно осунулся за последний месяц. Решив себя
взбодрить,  он  разделся  догола и вылил на себя  полведра  холодной
колодезной  воды,  натасканной курсантами. Весь намылившись,  он  со
скрежетом  зубов и замиранием вдоха ополоснулся остатками из  ведра.
Долго  растирался и, чертыхаясь, влез в грязную форму. Драные  носки
он надевать не стал, а просто выкинул их в траву рядом с забором,  у
которого  ополаскивался.  Зашел в дом и,  собственно  без  стеснения
обыскав шкафы, присвоил себе чистые носки и нижнее белье.
   Появившись  на  завтраке курсантов во дворе  соседнего  дома,  он
застал взвод дико потрепанным и спустя несколько минут выяснил,  что
произошла  банальная  драка.  Выделив  четырех  зачинщиков,   сильно
помятых,  с  разбитыми  губами и видом несправедливо  обиженных,  он