|
расквартировываться по отделениям. Сам он остался у невероятно
глубокого колодца, глядя вдаль на потемневший горизонт.
Почти ночью прибежали старшины всех трех отделений и доложили,
что все отделения устроились, дневальные в домах назначены. Дозорные
на дорогу будут разбужены в срок. Ханин назначил подъем на восемь.
Это была, конечно, роскошь, но уставшие за переход курсанты должны
были восстановить силы. Оставив рядом с собой командира второго
отделения, Ханин отпустил остальных.
– Что твои говорят? – спросил он у комода.
Тот помялся и переспросил:
– Тащ командир, я не понимаю…
– Я спрашиваю, каково состояние твоих бойцов.
Комод посмотрел назад, будто мог увидеть свое отделение, а
повернувшись, сказал:
– Устали. Все устали. Даже по вам, виноват, видно… Особенно
сегодня после захоронения. И страшно. Никто не показывает, но многих
просто трясет от страха.
– Как зовут?
– Полейщук.
– А имя?
– Александр.
– Саня, значит…
– Так точно.
– Чего они боятся?
– Да всего… И что бандиты могут всех перерезать, а у нас даже
оружия нет. Да и куда идем – непонятно. Вон, трупы валяются… А
дальше-то, наверное, еще хуже будет. Нет, чтобы, там, сбежать, как
эти двое, никто, конечно, не говорит, но и дальше идти не хотят.
Мало ли на кого напорются. Хочется уже к своим прибиться.
Ханин посмотрел на него, а потом снова устремил взгляд во тьму
ночи.
– Ой, смотрите, тащ командир, вон туда.
Старший лейтенант посмотрел, куда показывал взволнованный
курсант, и заметил чуть видимую в темноте искорку. Как ни
приглядывался Ханин, не смог определить, что это такое и какое до
него расстояние.
– Что это?
Ханин пожал плечами:
– Может, деревня. Может, еще что… Запомни направление. Завтра ты
со своим отделением и со мной пойдете на разведку. Все ясно?
– Так точно.
– Все… Спать.
Курсант ушел, а Ханин еще постоял, послушав, как тихонько
переговариваются часовые. Сделав им замечание, он направился в дом,
где расположилось первое отделение.
Утро получилось слегка суматошное. Пока оголодавшие курсанты
готовили и завтракали, Ханин умылся и почистил зубы найденной щеткой
и почти высохшей пастой. Побрился. Посмотрев на себя в зеркало, он
нашел, что достаточно сильно осунулся за последний месяц. Решив себя
взбодрить, он разделся догола и вылил на себя полведра холодной
колодезной воды, натасканной курсантами. Весь намылившись, он со
скрежетом зубов и замиранием вдоха ополоснулся остатками из ведра.
Долго растирался и, чертыхаясь, влез в грязную форму. Драные носки
он надевать не стал, а просто выкинул их в траву рядом с забором, у
которого ополаскивался. Зашел в дом и, собственно без стеснения
обыскав шкафы, присвоил себе чистые носки и нижнее белье.
Появившись на завтраке курсантов во дворе соседнего дома, он
застал взвод дико потрепанным и спустя несколько минут выяснил, что
произошла банальная драка. Выделив четырех зачинщиков, сильно
помятых, с разбитыми губами и видом несправедливо обиженных, он
|
|