выразил  никакого протеста, правда, и радости Серов тоже не  увидел.
Но  надо сказать, что Серову это было почти все равно, как и Ханину,
впавшему в апатию от усталости и лишений долгого перехода.
   Выяснив  пустующие  дома и разместив в них курсантов,  Серов,  не
рассчитывая на командира, организовал сбор провизии и даже обратился
к  жителям  деревни  за помощью. Он разве что  не  засмеялся,  когда
местные  ему приносили по паре банок соленьев или по полиэтиленовому
кульку картошки.
   –  Я  скоро продотряды организую, – зло высказался он при Ханине,
когда баталеры доложили о собранном. – И пущу их по дворам…
   –  Не надо, – попросил Ханин, отлеживаясь на кушетке. – Мы уйдем,
а им еще тут жить.
   –  Мы так никуда не уйдем, – сказал Серов, поглядывая на старшего
лейтенанта. – Вы вообще в пути отдыхали?
   Ханин кряхтя сел и пожаловался:
   –  Все болит. Не поверишь. Но ноги больше всего, – и, отвечая  на
вопрос  Серова, он сказал: – Ночевали по шесть-семь часов.  Да  днем
через  каждые  три  часа  по  полчаса  отдыхали.  Есть  было  нечего
практически.  Только  на  второй день на деревню  набрели  и  там  у
местных  выклянчили  что-то,  чтобы не сдохнуть…  Не  поверишь,  как
хотелось  остаться, отоспаться. Но нас вежливо попросили идти  своей
дорогой.
   – Вот уроды, – выругался Серов.
   –  Забей, – отмахнулся Ханин и с усилием поднялся. – Были  бы  мы
гражданскими, так нам вообще ничего бы не дали. Хорошо хоть на форму
посмотрели нашу грязную.
   – Ну-ну… – сказал Серов, подвигая командиру табуретку.
   Когда  Ханин  сел, Серов поставил перед ним кружку с кипятком,  в
котором была размешана пара ложек малинового варенья.
   –  Пей,  командир.  Чая  нет, так хоть  это…  Мы  думали,  чем  в
сельмаге  местном  поживиться.  Так оттуда,  видать,  эти…  –  Серов
неопределенно  мотнул  головой  в окно,  –  даже  столы  и  стеллажи
вытащили, не говоря о товаре.
   – Не теряются, – усмехнулся Ханин, и Серов кивнул.
   Ханин  пил  горячую воду с вареньем и молча наблюдал в окно,  как
курсанты  перед их домом играют в ножички на размокшей земле.  После
обеда занять их было абсолютно нечем, и Серов позволил всем отдыхать
и приводить форму в порядок. Отдыхали-то все, но вот формой занялось
из роты человек пять-шесть. Зная о том, что завтра рота должна выйти
опять   грязь  месить,  никто  особо  не  настаивал  на  грандиозной
постирке.
   –  Ты куда Михаила и новеньких двух определил? – спросил Ханин, с
наслаждением облокачиваясь на неработающий холодильник,  к  которому
подвинул табурет.
   –  Никуда,  пока  не поговорю с ними. Мелкого-то  понятно…  пусть
будет в моем взводе, я хоть присмотрю за ним. А вот этого дезертира…
h  второго  бойца,  тоже очень смахивающего…  Ну,  не  знаю,  сейчас
поговорим с ними, и решу.
   –  Вот  давай  только не сейчас, – сказал Ханин устало.  –  Пусть
отоспятся.  Пусть поужинают, и тогда да. Можно будет  и  поговорить.
Хотя я с ними уже общался.
   –  Хорошо, – только и сказал Серов, – только не после ужина, а до
него.  После ужина я отправлю всю роту спать. Завтра на десять выход
назначил.
   Ханин  кивнул, соглашаясь с мичманом, и, попросив его  разбудить,
когда  будет  разговор  с бойцами, поднялся и  снова  перебрался  на
кушетку.
   Как  и  договаривались, все собрались до ужина в доме командиров.
Ханина разбудили и напоили неизвестно откуда принесенным чаем. Придя
в  себя  и перекурив, он быстро представил всем и Дениса, и  второго