|
кормили, пил жижу и тут же, выблевывая ее, отрубался. Но снова его
вырывали из небытия и, напоив, укладывали. Несколько раз его
атрофировавшийся желудок удержал-таки влитое в него, и это дало
толчок на поправку.
Однажды он проснулся и понял, что уже не уснет. Рядом никого не
было, только из другой комнаты раздавался шум – глухое позвякивание
и плеск.
Алексей оглядел комнату и удивился ее чистоте и нарядности.
Занавески, растянутые по углам, открывали чистое окно с множеством
цветов на подоконнике. На полу ковер, такой, как у него висел на
стене в комнате. Там… в прошлой жизни… в Питере. Стенка была тоже
словно из мебельного салона в его родном городе. Точно такую он
видел когда-то. Непонятно, до чего могли довести его такие
воспоминания, если бы он не закашлялся. Плеск где-то в квартире
стих, словно прислушивались именно к его харкающим судорогам. Он
успокоился, и вскоре плеск и позвякивание возобновились. Напрягая
непослушные мышцы, Алексей сначала приподнялся на локте, а потом и
сел, свесив ноги на нагретый солнцем ковер. Он смог подняться и,
придерживаясь за мебель и стены, дошел до выхода из комнаты. Вышел в
коридор и пошел на чуть слышимый из-за стука крови в висках шум.
Попал он в кухню.
Она сидела перед ведром с парящей водой и перемывала в нем
посуду. Споласкивая в другом ведре, ставила чистые тарелки и кружки
на стол, а приборы – в большую вазу, для этого и предназначенную.
Она сразу заметила его, но только улыбнулась, не прекращая мыть
посуду.
– Оденься, – сказала она, ставя очередную тарелку в стопку. – Ты
еще болеешь. Нечего стынуть.
Алексей стоял в одних плавках, причем совершенно теперь
осознавший, что плавки не его.
– Там на стуле твоя одежда. И еще то, что Ханин тебе передал.
Продравшись сквозь очередной кашель, Алексей спросил:
– Ханин?
Она кивнула и пояснила:
– Друг. Мой и Антона.
– Антон? – не понимал Алексей.
– Мой близкий друг. Очень близкий… – пояснила она, опять
улыбнувшись. – Иди оденься. Потом я тебе помогу выйти на улицу. Тебе
надо ходить. А сегодня тепло.
Он непростительно долго одевался, запутавшись в вещах, не помня,
где его, а где «новое». В конце концов он натянул свои джинсы,
застиранную теплую тельняшку, а поверх рубашку из хлопка. Босой, он
снова появился в кухне, и Алина, одобрив, пошла на балкон и принесла
ему носки.
Вскоре они уже сидели на скамейке возле подъезда. В шагах пяти
от них горел костер, на котором грела воду какая-то девочка лет
deqrh. Рядом с ней крутилась мелкая черная собачонка, забавно виляя
хвостиком и все норовя попасть под ноги девочке.
Алексею было стыдно перед сидящей так близко к нему девушкой.
Она его второй раз спасает, а он даже ее имени не помнит.
Откинувшись на спинку, она смотрела на него, а он, согнувшись,
страдая от своих мыслей и держа в руках железную кружку с бледным
чаем без сахара, которым его угостила девочка, глядел на асфальт
весь в трещинках, словно кожа старика. Он не знал, с чего начать
разговор. Ну не спрашивать же ее, как зовут. Невольно горько
улыбнувшись, он наконец спросил:
– Давно я у тебя?
– С того дня, как ты сбежал, – с мягкой улыбкой ответила она.
Алексей вздрогнул. Она и это знала. А если не только она?
– Это давно было?
|
|