жалостливо клянчить, чтобы кто-то оставил «хоть у фильтра» покурить.
Набрасываться на отвратительную пищу и пусть изредка, но говорить за
нее  спасибо  наливальщику. Жить в бараке на сотню  человек  в  вони
заживо  гниющих,  без  надлежащего медицинского обслуживания  людей.
Слушать каждый вечер одни и те же бредни соседей. И мечтать… мечтать
вырваться на волю из этого кошмара.
   Стоя  перед  зеркалом в новенькой форме без погон, он  не  верил,
что  все  это  было  когда-то  с ним.  А  когда  волнами  накатывали
воспоминания,  отчего-то  расплывчатые, но  такие  болезненные,  его
начинало  подташнивать.  Особенно когда он  вспоминал,  как  однажды
проснулся  и  обнаружил, что сосед по нарам  умер  за  ночь,  а  он,
Виктор, все старался прижаться ночью к нему, чтобы было всем теплее.
   Поборов  подташнивание,  Виктор  еще  больше  распрямился,  и  из
зеркала  на  него  сверкнул ставший каким-то  злым  взгляд.  Он  сам
удивлялся своим глазам. Казалось, они, во-первых, поменяли свой цвет
с  серого  на темно-серый. А во-вторых, словно это глаза не  его,  а
чужого  человека.  С каким любопытством они рассматривали  его  лицо
через  зеркало.  Подозревая,  что в  его  страхах  виновата  немного
повредившаяся  в лагерях голова, он старался больше не  пересекаться
взглядом со своим отражением.
   Прямо в форме Павленко завалился на незастеленную кровать и  стал
рассматривать  серый  потолок над собой. Саня сейчас  еще  наверняка
чухал  в  поезде.  Как обычно, останавливаясь через каждые  полчаса.
Наверняка  он  найдет в поезде себе попутчицу. Опять замутит  с  ней
дорожный романчик.
   Поймав  себя  на  зависти  к этому молодому,  глуповатому  парню,
Павленко усмехнулся. Ничего… Будет и у него подружек море,  и  будет
он жить, не думая, с кем, как и когда. Надо только дождаться высылки
в расположение полка и приступить к работе. А там все будет.
   Павленко  хоть  и  радовался одиночеству, но все равно  частенько
ловил  себя на мысли, что ему жутко не хватает кого-то, кому  он  бы
мог  выговориться. Нет, даже в лучшие времена Савин на эту  роль  не
подходил. Рухлов бы подошел… и то не факт. Надо, чтобы это был очень
близкий человек. Родители? Ну куда это годится, взрослый мужик будет
рассказывать своей матери о своих злоключениях? О своих терзаниях. О
своем  неверии  в  то,  что  жизнь  когда-нибудь  войдет  в  прежнее
спокойное русло. Нет, родители не то.
   Наверное,  так  и происходит подготовка человека к  оседлости.  К
nag`bedemh~ семьей. Когда хочется, чтобы кто-то близкий был рядом. К
кому  можно прижаться, рассказать все или почти все. Услышать совет.
Не  просто  совет  незнакомца, которому все  равно.  Совет  женщины,
которая тебе небезразлична и которой ты сам дорог.
   Усмехнувшись  своим мыслям, Павленко закрыл  глаза.  Кто  о  чем…
Кому-то в этом мире есть нечего, кому-то спать негде, кто-то борется
за  жизнь в лагерях и на свободе, а он… А он думает, что пора и  ему
на  этой  планете  завести  свой  уголок.  Да  к  черту  всех  с  их
проблемами… Всегда в мире были голодные и обездоленные, а  жизнь  на
этом   не   прекращалась.   Влюблялись,  женились,   рожали   детей…
воспитывали… Так чем он хуже? Почему он в свои годы еще не связан ни
с кем?
   Вскоре  мысли  о  своем положении вытеснили мысли  о  предстоящей
работе.  Как сказал Батый, только сформированный полк МЧС должен  не
просто  продвигаться на запад, осматривая произошедшее, но и сам  по
дороге  восстанавливать инфраструктуру, разбирать  завалы,  наводить
переправы.   Работа   предстоит  тяжелая,   долгая,   муторная,   но
необходимая. Когда Павленко скромно высказал мысль, что  это  задача
несколько небезопасная из-за присутствия большого числа бандитов  на
западе,  Батый  только  рассмеялся. Впереди полка  МЧС,  сказал  он,
всегда  будет  идти  армия,  чтобы  обезопасить  район  и  исключить
возможность помехи работам. Павленко тогда только покивал. Сейчас он