– Хорошо поработали уроды, – зло процедил Ханин.
   – Это не те… это кто-то из наших, – сказал Рухлов.
   – Я понимаю, – кивнул Ханин и спросил: – Кто, хоть есть догадки?
   – Леха говорит, что это Кондрат со своей кодлой.
   – Он что, не может их выловить никак? – удивился Ханин.
   –  Нет.  Говорит,  мы  упустили момент.  Теперь  они  в  глубоком
подполье, – сказал Рухлов.
   –  Вот уроды. Весь город оборону держит. Людям есть нечего, а они
еще и гадят где могут.
   Антону было нечего на это сказать.
   Без  обстрелов  города  не обходилось ни дня.  И  без  внутренних
диверсий  и  саботажа. Раненые поступали в госпиталь Алины  если  не
потоком,  то  вполне постоянным, непересыхающим  ручейком.  И  самое
страшное  для  всех – это были раненые дети. Лекарств и  медиков  не
хватало.
   Скончавшихся   от  ранений  хоронили  в  парке  прямо   рядом   с
госпиталем.  Было страшно читать на досках над могилами годы  жизни.
Дошло  до  того,  что  облегченно  вздыхали,  что  очередная  могила
оказывалась  могилой  старика, а не ребенка  или  молодых  парней  и
девушек.
   Встряхнув  голову  и прогнав из нее дремоту, нападавшую  даже  на
стоящего Рухлова, тот сказал:
   – Тут Алина просит дать ей возможность вывести из города детей.
   – Куда и как? – спросил Ханин.
   – К большой воде. По маршруту Серова.
   –  Они не пройдут. Мы не знаем до сих пор, прошел ли Серов. Да  и
эти уроды окружили полностью же.
   –  Она  просит  дать ей возможность договориться с  боевиками,  –
сказал Рухлов без особой надежды.
   –  Мы  же  уже  связывались по этому поводу. Этот их Ринат  четко
сказал:  или – или. Или полная капитуляция. Или все сидят в  городе.
Мол, так мы быстрее одумаемся, когда начнут дети от голода умирать.
   –  Мы  просили  за  женщин, детей и стариков.  Сейчас  она  будет
просить выпустить только детей.
   –  Пусть делает, что хочет, – сказал Ханин. – Но я не верю им. Ни
одному слову не верю. Верил бы… сдался бы к чертям. И не только я не
верю. Никто не верит, после того что они творили.
   – У нас нет выбора, – заметил Антон.
   –  Есть,  –  сказал Ханин. – Есть возможность пойти на прорыв.  И
уже прорвавшимися пойти до большой воды и попробовать ее пересечь.
   –   Прорвутся  только  крепкие  и  молодые,  –  сказал  убежденно
Рухлов. – Старики и женщины… дети… они не пройдут.
   – А так погибнут все. От голода, – сказал жестко Ханин.
   Потерев отросшую щетину, Рухлов сказал:
   –  Я  знаю.  Давай  сегодня попробуем план  этот  проработать.  С
учетом выводить только детей.
   Договорившись,  что они встретятся в штабе обороны  города  через
час, Рухлов и Ханин расстались.
   До   штаба   Рухлов  доковылял  сам,  проигнорировав  предложение
водителя  Ханина подвезти его. Притулившись на стуле  у  стенки,  он
закрыл  глаза  и  попытался  отрешиться  от  шума  в  комнате.   Его
раздражали постоянные переговоры по рации и споры собравшихся, но не
кричать  же им, чтобы заткнулись, и не искать же другого  места  для
отдыха. Мало ли что случится.
   Раненная  осколком минометного снаряда нога тоже болела  и  ныла,
не  давая окончательно расслабиться. Но даже эти все препятствия  не
помешали усталому мозгу провалиться в сон.
   Проснулся  Антон,  когда в штабе уже вовсю шло  совещание.  Ханин
спокойно  слушал высказывания людей и сам старался их не перебивать.
Только уточнял, что имел в виду тот или иной докладчик.